Иногда Габриэлле кажется, что она сошла с ума, но это неправда. Иногда ей кажется, что она уже умерла, но и это лишь тонкая иллюзия, жестокий самообман. Иногда ей кажется, что наконец-то удалось обрести собственную волю, собственные мысли и вернуть себе свой разум, но это так же не является правдой и вряд ли уже когда-нибудь будет являться. Чужое присутствие в голове уж слишком явно, чтобы быть мнимым. Тяжесть чужих соображений уж слишком сильно врезается в собственное мнение, чтобы оказаться дурным сном. Безумие уже давно не так милосердно, чтобы накрывать тех, кто так в этом нуждается, тех кто жаждет и зовет его. Это должно стать концом. Но каждое новое утро это становится новым бесконечным страшным началом.

Наверное, ей следовало его убить. Убить в тот самый момент, когда обнажилось запястье и стало совершенно ясно, что вопреки обыкновению, вопреки всем правилам и законам у Габриэллы нет положенного ей штрих-кода. Одного продолжительного крика было бы достаточно для того, чтобы убить самого Крайтона, и всех людей в округе и одному Богу известна причина, по которой Джеймс промедлила, не сделала того, что было необходимо не столько ради ее собственной безопасности, сколько ради безопасности всех известных ей сепаратистов. Даже если принять во внимание тот факт, что девушке не могла быть известна принадлежности мужчины к отряду SVN, даже если на секунду предположить, что опрометчивый поступок Габриэлла совершила, не зная о том, кто этот мужчина и какие могут быть последствия у упомянутой встречи, ей все равно следовало учитывать, что даже простой обыватель мог вот так запросто сообщить о том, что у девчонки нет штрих-кода на запястье. А дальше не нужно никаких доказательств, не нужно никаких попыток себя оправдать – все бесполезно. Даже если никто не догадается о том, что девчонка из повстанцев – достаточно того, что у нее фальшивое удостоверение личности и она не значится в базе ни под каким из известных имен. Габриэлле страшно было представить вероятные перспективы произошедшего, Габриэлле было тяжело думать о том, что она подводит не только себя, но и людей среди которых выросла, которым обязана своей жизнью и своим сравнительно неплохим положением, но именно в тот момент она совершенно осознанно и с пониманием того, что может ее ждать не сделала ничего, чтобы спастись от неминуемой беды, от очень вероятной гибели, или по меньшей мере долгого тюремного заключения. Хотя, безусловно, использование ее таланта было так же сравнительной альтернативой в решении возникшей проблемы, потому что положить половину квартала – едва ли значило отвлечь от себя внимание. Скорее даже наоборот. Впрочем же, все это не имело основополагающего значения именно сейчас, когда все сложилось так как сложилось и Джеймс уже находится в незавидном положении зависимости от члена отряда SVN. Это было мерзко, это было отвратительно, но ради спасения своей собственной жизни, девушка делала все то, что мог пожелать Крайтон. Она доставала для него любые сведения, любую информацию, любые необходимые данные, к которым имела доступ, ввиду своего места в рядах сепаратистов. В каком-то смысле Габриэлла понимала, что выбрала меньшее из зол, потому что попади она в руки членов правительства и действующего режима и они получили бы гораздо больше информации, чем получал теперь Марк. Он брал только то, что ему казалось нужным – Джеймс владела гораздо большим и этим большим она могла быть вынуждена поделиться под пытками, или под воздействием чужого дара. Впрочем, теперь девушка уже едва ли могла бы быть в чем-то уверена. Крайтон так плотно засел у нее в голове, так основательно занял ее разум своим проклятым даром, что порой Габи казалось, что он знает абсолютно все, знает гораздо больше, чем ей кажется, знает все до мельчайших деталей. Чувство чужого присутствия у тебя в голове было настолько ощутимым, настолько мощным и настолько противоестественным, что Джеймс порой чувствовала как начинает сходить с ума. Дважды она подставляла пушку к собственному виску и дважды понимала, что не может пустить пулю, не зная, было ли это убеждение Марка, или ее собственная мысль. Невозможность даже принять решение о своей собственной смерти временами заставляло девчонку биться в истерике, доводя до исступления саму себя и всех окружающих, не понимающих в чем же, черт побери, было дело. А она хотела бы рассказать, хотела бы признаться в том, что совершает чудовищные поступки, предавая тех, кто был ей действительно дорог, но даже на это сил не хватало. Проходило время и Габриэлла чувствовала как начинает терять даже мнимый контроль над собой и над ситуацией. Она путала свою волю с волей Крайтона, путала свои мысли с его мыслями, и от этого ее безумие становилось еще более очевидным. Сигареты стали не просто привычкой, а жизненной необходимостью. Иногда, в жизни своей не употреблявшая алкоголя больше пары бокалов вина Габриэлла, напивалась до состояния старых сенбернаров, только так получая хотя бы имитацию облегчения. Настоящее же облегчение должно было наступить лишь тогда, когда Крайтон покинет ее голову, покинет ее мысли и даст ей спокойно жить, но во-первых, Джеймс не была уверена в том, что он когда-нибудь поступит таким образом, а во-вторых, она уже сомневалась в том, что сможет принимать решения сама после недель, проведенных в покорности чужой воле, чужим мыслям и чужим желаниям – настолько тягостным для нее было присутствие другого человека у себя в голове.

Временами Габриэлла сомневалась в том, что Марк вообще существует и их встреча с ним был реальной. Она много раз слышала о шизофрении, раздвоении личности и прочих психических отклонениях, которые могли проявляться именно таким образом. Джеймс часами сидела за фолиантами по психологии и даже воспользовалась услугами местного психиатра, но никакие усилия девушки не приносили должного результата. Ни она сама, ни даже специалисты не могли признать Габи невменяемой, а это значило, что все происходящее с нею совершенно реально и главным подтверждением тому были редкие встречи с Крайтоном, каждый раз желающим получить еще больше информации на руки. Сегодняшняя встреча не была видимым исключением из правил и Маркс в очередной раз желал данных, которые ни за что не смог получить бы, если бы только не имел такого источник как Габриэлла. А она и хотела бы отказаться, и хотела бы послать все это к чертовой матери, чтобы, наконец, освободиться от тщательно и очень жестко навязываемой чужой воли, но не могла. Не знала, как прервать контакт между ними, не знала как избавить свой разум от чужого присутствия. Следовало бы обратиться к специалистам лагеря, следовало бы рассказать о происходящем тому, кто мог бы помочь, но то ли Джеймс и правда боялась, что ее не поймут, то ли это был отголосок очередного настоятельного совета Марка, но до сих пор Габи ничего не сделала и, как ей казалось, уже никогда и не сделает.

В назначенное время Джеймс прибывает в оговоренное заранее место. Хотя и слово «оговоренное» в их случае является уж очень глубокой формальностью, потому что, во-первых, у девушки все равно нет выбора, а во-вторых, они слишком редко общались посредством вербального контакта. Но как бы там ни было, а в половине четвертого Габриэлла стояла неподалеку от центра подготовки агентов SVN и нервно переступала с ноги на ногу. В ее планах было покончить со всем этим сегодня же. Сказать Крайтону, что она заплатила уже достаточно высокую цену за свою нелепую ошибку, за свое на мгновение оголенное запястье. Она в последний раз предоставит ему нужные данные, необходимые документы, которые сжимает в тонких пальцах. И ничего больше. Никаких встреч, никакого предательства, в противном случае Джеймс намерена рассказать обо всем кому угодно из тех, кто сделает все возможное, чтобы к Габриэлле больше не попадали никакие нужны сведения. По расчетам девушки сейчас их разговор уже должен был подходить к концу, но Марк опаздывал, а Габриэлле ничего не оставалось, кроме как терпеливо ждать появления мужчины. Впрочем же, ожидание закончилось на одиннадцатой минуте опоздания. Знакомая фигура вывернула из-за угла, бодрым шагом направляясь к заметно напрягшейся девушке.

Бывают дни, когда все идет наперекосяк, без возможности стабилизировать все одним усилием воли. Выговор, крах репутации, спасибо хоть, что не отстранение от дел, связь с андерграундом, сомнительные действия хантеров, даже чертов забытый в центре телефон без возможности связаться со своей тайной супругой, чей отец почти в открытую старается заполучить тебя или напарника для допроса - все доводит до белого каления, сплетаясь в единую чернильную гущу нервных каракуль в сознании. Иногда тебе кажется, что мозг скоро взорвется под давлением со всех сторон, словно череп медленно сдавливает асфальтоукладочным катком. Ты умеешь вертеться, умеешь притворяться и манипулировать, но сейчас наступил кризис, и ты даже не представляешь, что произойдет дальше, что будешь делать ты. В связях твоя сила, но именно связи и мешают тебе действовать открыто. Ты не тот агент SVN, каким его представляют люди - не бравый герой, всегда побеждающий честным путем: ты юлишь, используешь людей ради своих идеалов, не оставляя себе сил на сострадание, ты давишь, работаешь порой бесчестно и подчас незаконно, но действенно. Твои методы работают, какими бы они ни казались со стороны. Не все понимают, что ты действуешь не только в своих интересах. Габриэлла, например, злится, не представляя, что на самом деле ты мог бы заставить ее сделать. Ее руками ты мог уничтожить подпольщиков изнутри, о чем она жалела бы всю свою жизнь. Не зря ты тренировался всю жизнь, Марк, и уровня ты достиг нешуточного.
То, что Габи взбрыкнула, было только вопросом времени, но, увы, очень неудачное она выбрала время. Злость распирает тебя изнутри, в глотке клокочет жажда расправы. Никто не посмеет перечить тебе сейчас. Поджимаешь губы, зажевывая нижнюю между зубами, резко выдыхаешь откуда-то из области горла, руки, до этого сжатые в кулаки и спрятанные в глубине карманов, разжимаются, принимая отданные сепаратисткой бумаги.
- Марк! Слушай, ты забыл тут кое-что... - знакомый голос окликает тебя, и ты чуть дергаешься - не столько от неожиданности, сколько от злости, что все происходит слишком невовремя. Берри, Берри, почему же ты, черт тебя дери, так любишь мешать, когда на кону что-то очень серьезное, когда лучше не лезть на рожон. Ты бы и не обратил внимания, но ее мысли были слишком громкими, ты слышал, как у нее "горит" какой-то вопрос, возмущение, даже гнев, который, сливаясь с твоим собственным, напрочь отшибает возможность мыслить стратегически. Поэтому ты наскоро отгораживаешься от нее, возводя ментальный блок и, только чуть дернув головой в сторону ученицы, вскидываешь руку, жестом останавливая ее и снова сосредотачивая все внимание на подпольщице.
- Подожди, Берри, - наскоро отмахиваешься от МакДональд. Телефон сейчас не так важен, как то, что происходит с твоим надежнейшим поставщиком информации.
- Я не буду больше тебе помогать. Если хочешь, можешь меня убить, но больше этого делать я не стану и ты меня не заставишь. Мне не хватает сил, чтобы утвердить свою собственную над твоей волей, явно присутствующей у меня в голове и потому я не могу убить тебя, но это не значит, что я буду у тебя на поводке и дальше.
Она разворачивается и собирается уйти, наивно полагая, что это ты ее отпустишь. Она не знает тебя, Крайтон, она не понимаешь, что натворили ее "друзья" своими выходками.
- Стой, Габи. - понизив голос, отдаешь четкий приказ, приправляя его изрядной долей своего дара убеждения и управления. - До этого момента я действовал по-хорошему, Габриэлла. Если ты действительно думаешь, что смерть - это худшее, что я могу тебе предложить, ты заблуждаешься. Сейчас я прошу только поставлять мне сведения о некоторых твоих сподвижниках, которые переходят мне дорогу. Но я могу заставить тебя привести их всех в руки Надзора и SVN. Или, что еще более примечательно, - намеренно говоришь с ней мысленно, чтобы не вовлекать Берри, которая вела себя сейчас более чем странно, но ты не обращал на это внимания, - я могу заставить тебя убить их. И я не дам тебе покончить с собой. Это будет слишком большой милостью, - для убеждения ты подкрепляешь свои мысли яркими картинками. Вот она, Габи, на базе сепаратистов, заходит в одну из лабораторий, и голосом размозживает женщину о стену. Затем слепой мужчина, она подходит к нему, он ей доверяет, и она всаживает нож ему под сердце. Не заходишь дальше, чтобы не вызвать у нее всплеска. Однако ты никогда раньше не бывал настолько жестоким. Сейчас ты мог бы проявить милосердие, но та ярость, гнев, что терзают тебя изнутри, побуждают тебя применить силу, надавить. - Мне продолжать, Джеймс? Если не хочешь такого будущего, не смей мне перечить. Погоди. У меня есть пара вопросов.
Внешне ты напряжен, стальной взгляд пронизывает сепаратистку. О стены сознания все еще бьется отчаяние Берри. Чуть внешне приведя себя в порядок и смягчившись, переводишь на нее взгляд, тем не менее, удерживая пленницу на месте.
- Да, точно. Я забыл про него совсем. Спасибо, Берри, - усилием над собой приподнимаешь уголки губ, чтобы не вызвать лишних подозрений, и протягиваешь руку за телефоном. Однако во взгляде ученицы видишь что-то, что тебя тревожит. Она никогда не смотрела на тебя так, как сейчас. С поразительной скоростью перебирая в голове варианты, пытаешься понять, в чем дело. "Неужели она видела, как я говорил с Алисой?" - в панике переводишь глаза на телефон, одновременно разрушая выстроенный барьер и понимаешь, что с самого начала выбрал неверную тактику. - Черт, Берри, нет! Это не то, о чем ты...